Том Уэйтс: Правила Жизни.
Я люблю прекрасную музыку, которая рассказывает о чудовищных вещах.
Последний раз я веселился в 1962 году. Я выжрал целую бутылку микстуры от кашля и завалился на заднее сиденье полного моих мексиканских друзей зеленовато-голубого «линкольна континенталь» 1961 года выпуска, слушая какой-то из концертов Джеймса Брауна. Так вот, с тех пор я не веселился по-настоящему. Потому что спустя некоторое время на смену всему, что я любил, пришли «фольксвагены», брюки-клеш, запахи пачули и пророщенные зерна. А от этого не забалдеешь.
Я родился на заднем сиденье такси на больничной парковке под щелканье невыключенного счетчика. Я появился на свет небритым и закричал: «Мне нужно на Тайм-сквер, гони изо всех сил».
Когда мои дети стали спрашивать меня о том, почему я не такой, как другие, и почему у меня нет нормальной работы, я решил рассказать им сказку. Я сказал им: «В одном лесу росли кривое дерево и нормальное, прямое дерево. И каждый день это прямое дерево говорило кривому: посмотри на меня, я высокое, могучее, прямое, правильное, прекрасное; а ты — скрюченное и согнулось пополам так, что никто даже не хочет на тебя смотреть. Так они и росли в лесу рядом, пока в один прекрасный день в лес не пришли дровосеки. Они посмотрели на прямое дерево и посмотрели на кривое, а потом сказали: давайте срубим вон то прямое дерево и вон те прямые деревья, а все кривые оставим расти. И они порубили все прямые и высокие деревья, перевели их на доски, зубочистки и туалетную бумагу. А кривое дерево по-прежнему в лесу — становится с каждым днем более сильным и более странным».
Став отцом, я усвоил одно: никогда не давай свой автомобиль тому, кому дал жизнь.
Если вы обезглавите таракана, он не умрет. Даже без головы он способен прожить еще пару недель. А вот для мухи две недели — это вся ее жизнь. А в каждом семяизвержении — 400 миллионов сперматозоидов. Но если посмотреть на людей вокруг, то будет трудно поверить, что все они способны на 400 миллионов.
Мир просран. Мы погребены под тоннами информации, которую путаем со знанием. Мы не отличаем достаток от избытка и богатство от счастья. Маленький говнюк Леоны Хемсли (владелица сети отелей и крупный инвестор, которая перед смертью завещала состояние своей собаке. — Esquire) заработал в прошлом году 12 миллионов долларов, а фермер из Огайо едва заработал 30 тысяч. И это лишь частный случай того безумия, которое расцветает в головах каждого. Мы просто макаки, у которых есть деньги и оружие.
Если бы дерьмо хоть чего-то стоило, беднякам запретили бы иметь задницы.
Джармуш однажды сказал мне: «Быстро, дешево и хорошо — из этих трех вещей нужно всегда выбирать две. Если быстро и дешево, это никогда не будет хорошо. Если это дешево и хорошо, никогда не получится быстро. А если это хорошо и быстро, никогда не выйдет дешево. Но помни: из трех все равно придется всегда выбирать два».
Рай для меня — это я и моя жена на трассе номер 66 с кружкой кофе, дешевой гитарой, магнитофоном с барахолки, сидящие в мотеле и смотрящие в окно на нашу машину, которая отлично ездит и припаркована у самой двери.
Канзас — лучшее место на свете. Ты просыпаешься раньше, чем господь бог, смотришь в окно и ни хера не видишь. Потому что за окном ничего нет. Но у тебя есть крыльцо, под крыльцом спит собака, готовая отгрызть яйца любому недоумку, а в чулане у тебя стоит дробовик двенадцатого калибра. И все в округе знают, что если их бейсбольный мяч залетит на твою территорию, они его никогда больше не увидят.
На сегодня высочайшей наградой для артиста, которую наша культура способна ему преподнести, является право появиться в рекламе — мурлыкать какую-то чушь с капота нового автомобиля. Подобную ублюдочную честь я всегда отметаю — непреклонно и молниеносно.
Неохота говорить об этом, но когда я вижу в журнале свои интервью, я стараюсь выстилать ими дно помойного ведра.
Есть вещи, которые меня пугают: мертвец на заднем сиденье автомобиля, в глазу которого копошится муха; турбулентность на любых авиалиниях; сочетание воя сирен и поисковых прожекторов; ночные перестрелки в неблагополучных районах; когда стартер крутит, но мотор не заводится, а вокруг темнеет и собирается дождь; когда захлопываются тюремные двери; когда ваш водитель входит в крутой поворот на горном шоссе на большой скорости и внезапно умирает от сердечного приступа, а вы в этот момент на заднем сиденье; когда вы доставляете почту и встречаете на крыльце огромного добермана, пораженного бешенством, который порыкивает и скалит клыки, готовясь отгрызть вам задницу, а у вас при себе нет вкусной кости; когда в кино возникает сомнение, какой провод резать, чтобы обезвредить бомбу — зеленый или голубой; если бы победил Маккейн; немцы с автоматами; офицеры в офисах, старающиеся быть официальными; когда ты проваливаешься под лед, и тебя подхватывает течение, ты зажмуриваешь глаза, потом открываешь их и видишь, что над тобой толстый слой льда.
Единственной причиной, по которой стоит писать новые песни, является то, что ты устаешь от старых.
По-моему, Джордж Буш — мой преданный фанат. Он приходил на мои концерты в семидесятые. Но не сам — Буша притаскивал его кокаиновый дилер.
Некоторые истории будоражат мой мозг. Я слышал про японский сухогруз, который был затоплен в Токийском заливе во время Второй мировой. Долгое время он лежал на дне с огромной дырой в корпусе, а гигантская команда инженеров билась над тем, как поднять его на поверхность. И тут один из них сказал: это же элементарно. И он рассказал, что в детстве обожал мультфильм про Дональда Дака, и там тоже был корабль с дырой в борту, лежащий на дне моря. Но Дональд Дак забил трюм этого корабля шариками от пинг-понга, и корабль всплыл. Единственное, что беспокоило того парня, — где в Токио раздобыть двадцать миллионов шариков для пинг-понга. Все стали смеяться над ним, но кто-то из руководства группы сказал: а почему бы не попробовать? И они забили трюм этого корабля шариками, и корабль всплыл. Эта история, как мне кажется, лучшее напоминание о том, что нужно всегда оставаться при своем мнении, как бы к этому ни относились вокруг.
Жена называет меня ослом. Однажды она сказала: «Я вышла замуж не за человека, а за осла». А я подумал: «Хорошее название для альбома».
Мне нравятся ослы. Они очень себе на уме. Они никогда не будут слушать кого-то другого.
Все временно, даже вечность.
Оставьте почести сенаторам и ученым. А на моем могильном камне напишите: «Говорил же вам: я болен».
Меня интересует не так много вещей. Знают ли пули, кому предназначены? Есть ли затычка на дне океана? Что жокеи говорят лошадям? Что думают газеты, когда идут на папье-маше? Что чувствует дерево, растущее у эстакады? Если скрипки порой звучат как кошки, означает ли это, что струны сделаны из кошачьих кишок? Когда земной шар перевернется и стряхнет нас со своей спины? Когда мы увидим смешанные браки между людьми и роботами? Действительно ли бриллиант — это уголь, у которого хватило терпения? Могла ли Элла Фитцджеральд разбить бокал своим голосом?
Мой любимый звук — это жарящийся на сковороде бекон. Если вы запишете этот звук и проиграете его задом наперед, то он будет трещать и пощелкивать, в точности как старая пластинка на 33 оборота. А этот звук сейчас не так просто найти.
Мне плевать, что кто-то хочет выглядеть и звучать так же, как я.
Самая странная запись в моей коллекции — это пластинка «Лучшее от Марселя Марсо», выпущенная в семидесятые одной лос-анджелесской конторой. Там было сорок минут тишины, а потом аплодисменты. Продавалась она превосходно, и, естественно, я ее себе тут же купил. Я люблю ее ставить, когда приходят гости, и меня безумно раздражает, когда кто-то начинает разговаривать во время прослушивания.
Джентльмен — это человек, который умеет играть на аккордеоне, но никогда не делает этого.
Никогда не забывайте вести записи. Жизнь полна непонятного: разводные ключи, карманные ножи, собачья еда, растворимый кофе, губная помада. Надо же все это хоть как-то систематизировать.
Воспитание у меня строго церковное.
Я люблю барахолки и разборки старых автомобилей, потому что мне нравятся вещи, назначение которых мне неизвестно. Типа «Эй, чувак, а что это за херовина?» — «А, это помада из XVII века. А это собачья еда времен «Титаника». А это шляпа со Второй мировой».
Мне нравятся мелочи, у которых много деталей.
Я просто пытаюсь заколачивать доллар.
Всегда лучше сгореть, чем сгнить.
esquire.ru/wil/tom-waits